Баллистар выпил вина. Густое и крепкое, оно дурманило голову.

– И ты думаешь, что мои рассказы будут тебе полезны?

– Они могут дать мне ключ.

– Не вижу, каким образом. Предание гласит, что наши предки прошли сквозь магические Врата, но я подозреваю, что наша история не сильно отличается от истории других кочевых народов. Мы, вероятно, нагрянули сюда из-за моря. Те, кому полюбились горы, отправили корабли назад, за своими семьями. Кланы много веков воевали между собой, но потом сюда пришли другие захватчики, аэниры, предки нынешних нижнесторонних. В борьбе с ними кланы временно объединились.

– Ну, а короли у вас как появились?

– Первым настоящим королем был Сорейн, или Железнорукий. Могучий воин родом из Вингораса. Во главе с ним объединенные кланы разбили Тройной Союз. Даже нижнесторонние его уважали, потому что он освободил их землю. Однажды он исчез, но вернется, когда в нем будет нужда – так говорит легенда.

– Сомневаюсь, – покачал головой Асмидир. – У каждого народа есть такой герой, но ни один еще не вернулся. А наследники у него были?

– Только младенец, который тоже пропал – его, вернее всего, убили и зарыли в лесу.

– Расскажи о других королях.

– Был еще Гандарин Багровый, тоже великий воин. Он умер во цвете лет, и его сыновья передрались между собой из-за короны. Потом пришли нижнесторонние, и клановое войско в красных военных плащах полегло на Золотом поле. Тому уже много лет. Молодой король бежал за море, где был убит, других известных потомков Гандарина тоже предали мечу, носить красное запретили – даже шарф такого цвета нельзя намотать на шею.

– И никого из рода Гандарина не осталось в живых?

– Только Сигурни, насколько я знаю. Да и та бесплодна.

Асмидир потер глаза, скрывая уныние.

– Где-то он должен быть. И я ему нужен. Старец ясно дал мне это понять.

– Он мог и ошибиться, – предположил Баллистар. – Даже Гвалч порой ошибается.

– Гвалч?

– Одаренный из нашего клана. Был воином, получил рану в голову и стал чем-то вроде пророка. Люди избегают его, потому что он всегда предсказывает дурное. Может, из-за этого он и пьет.

– Скажи, где его можно найти, – приободрился Асмидир.

Сигурни была недовольна собой. Четыре раза за утро она выпускала Эбби, и та все четыре раза промахивалась. Эбби, конечно, отяжелела немного – три дня перед тем шел дождь, и она не летала, – но так все равно не годится, ведь до турнира всего две недели. Сигурни злилась, потому что не знала, что делать, а Асмидира спрашивать не хотела. Может быть, птица больна? Нет, вряд ли – летает и снижается она красиво, как прежде, вот только добычу не может поймать. Нападала она всегда одинаково: выпущенными когтями толкала бегущего зайца, а потом вцеплялась в него. Сигурни подбегала, накрывала зайца рукой в перчатке, бросала кусочек мяса перед собой, и Эбби летела к лакомому куску, оставляя добычу Сигурни. Сегодня такого не случилось ни разу.

Подняв руку, девушка свистнула Эбби. Та послушно слетела с ветки на выставленный кулак, схватила клювом зажатое между пальцами мясо.

– Что же с тобой такое? – шепотом спросила хозяйка, поглаживая ей грудь длинным голубиным пером. – Никак захворала?

Птица смотрела на нее золотыми непроницаемыми глазами.

Вернувшись, Сигурни взяла ее в дом и посадила на высокую спинку стула. Развела в очаге огонь, положив кучу дров и два куска подаренного Асмидиром угля. Прицепила к потолочной балке весы. Эбби потянула два фунта семь унций – на пять унций больше, чем нужно.

– И как же нам с тобой быть, красавица? Чтобы ты слушалась, тебя надо кормить, но если ты не будешь летать, то растолстеешь, обленишься, и никакого от тебя проку не будет. Голодом тебя морить – пропадет вся наша наука, и придется начинать сызнова. Ты ведь умница, я знаю. Неужто у тебя такая короткая память? – Сигурни надела на Эбби колпачок. Птица доверяла ей и сидела смирно.

Леди поскреблась в дверь. Сигурни открыла, пустила ее к огню.

– Надеюсь, ты поела, ведь сегодня мы ничего не добыли. – Собака улеглась, застучала хвостом по полу и запрокинула голову, глядя на хозяйку карим здоровым глазом. – Ну ясно, поела. Лучше тебя никто в горах зайцев не ловит. Ты у нас быстрее ветра, одна Эбби способна тебя обогнать.

За окном темнело. Сигурни зажгла лампу, повесила над очагом. Сняла промокшие сапоги из оленьей кожи и промасленные кожаные штаны. Огонь сразу согрел голые ноги.

– Эх, кабы еще и есть не хотелось. – Она сбросила на пол замшевую рубашку. По стенам плясали тени.

– Адовы колокола в голове бьют. – Из спальни, держась за виски, вышел Гвалч.

– Так пей поменьше.

– Хорошо тебе говорить… – Он запнулся, увидев ее наготу. – Что за неприличие, женщина!

– Ты же сказал, что уйдешь, старый дурень. Я думала, что одна в доме.

– Ладно, – расплылся в улыбке он, – будем считать, что мне повезло. – Придвинув себе стул, Гвалч с нескрываемым восхищением уставился на освещенную огнем Сигурни. – Экая красота! Если Бог и создал что-то прекрасней тебя, мне он этого не показывал.

– По высоте твоего взгляда я заключаю, что для тебя главное грудь, – засмеялась она. – Фелл – тот всегда пялится на ноги и на задницу. Странные вы, мужчины, создания. Если Бог и создала что-то нелепее вас, мне Она этого не показывала.

– Непристойное поведение и кощунство к тому же, – расхохотался Гвалч. – Ты бесподобна, Сигурни. Прикройся, а? Пожалей старика.

– Что, или кровь взыграла?

– В том-то и дело, что нет. Оденься, дитя, будь умницей.

Она снова натянула длинную, до бедер, рубаху.

– Так сойдет? Можно подумать, ты меня не купал в свое время.

– Ты тогда была маленькая. И скорбная разумом.

– Скажи, Гвалч – как убить демона? – тихо спросила она.

Он почесал седую щетину на подбородке.

– А что, еды в этом доме нет? Голодом гостей моришь?

– Есть немного холодного мяса и непочатый штоф твоей медовухи. Для меня она слишком крепкая. Выпьешь, или мясо тебе разогреть?

– Не надо, – подмигнул он. – Нацеди медвяной росы.

– Сначала ответь на вопрос.

– Нет, – отрезал Гвалч. – Ничего я больше тебе пока не скажу. И если мне не нальют из-за этого, так тому и быть.

– А когда скажешь, если сейчас не хочешь?

– Скоро. Поверь мне.

– Я никому из мужчин не верю так, как тебе. – Она поцеловала его в лоб и принесла бутылку.

Старик, пропустив глоток огненной влаги, удовлетворенно вздохнул.

– Кто постоянно эту благодать принимает, будет жить вечно.

– Неисправимый. Знаешь легенду о короле с железной рукой?

– Само собой. Он ушел за Врата, но вернется, когда будет нужен.

– Правда вернется?

– Да. Когда время придет. – Старик налил себе еще чашечку.

– Это неправда, Гвалч. Я нашла его кости.

– На дне у водопада, знаю. Что ж ты никому не сказала про такую находку?

Сигурни удивилась, но не слишком.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?

– Вопросом на вопрос отвечать невежливо, девочка.

– Людям нужно верить во что-то. Кто я такая, чтобы отнимать у них эту веру? Он был великий человек, и люди убеждены, что он не пал от руки подлых наемников, а сам их всех перебил.

– Он и перебил. Семерых человек вместе с собачьей сворой, однако враги успели смертельно ранить его. Один преданный человек нашел короля, еще живого, у озерца. Железнорукий наказал ему спрятать тело так, чтобы до урочного времени никто не нашел – королю перед смертью был, видишь ли, послан Дар. Вот откуда взялось сказание, что Железнорукий ушел за Врата и однажды вернется. И не байки это, а чистая правда.

Гвалч отодвинул пустую, третью по счету чашку.

– Когда же ждать его, Гвалч? – спросила шепотом Сигурни.

– Один раз он уже приходил, в Кровавую Ночь. Это он убил последнего демона, – пробормотал старик и захрапел.

Фелл любил горы, любил безлюдные перевалы, сосны, долины с отлогими склонами, снежные вершины – весь неоглядный простор этого сурового края. Стоя выше черты снегов на Хай-Друине, он смотрел на север. Там лежали земли Паллидов, а еще дальше сверкала река, отмечавшая границу между Паллидами и тихими угрюмыми Фарленами. Эта земля неласкова к земледельцу. Зимы жестокие, летом урожай гниет на корню от постоянных дождей – только овес здесь и можно вырастить. В долинах разводят лохматых коров с острыми рогами, способных обороняться от волков и горных медведей, но и те часто гибнут в снежных заносах или срываются с круч.