Офицер пал одним из первых – его поразили четыре стрелы, одна из них вошла в глаз. После этого кавалеристы побежали все как один. Торган протрубил трижды, и горцы неохотно отошли в лес.

Теперь на холм поднималась пехота с лучниками по флангам. Увидев побоище, солдаты сомкнули щиты и построились в боевой порядок – десять рядов по сто человек в каждом.

– Их больше, чем мы думали, – заметил Торган.

– В лесу им не удастся сохранить строй. Отходим на пятьдесят шагов.

Рог Торгана испустил протяжный зловещий звук.

Горцы продолжали обстреливать наступающих, но с малым успехом. Стрелы большей частью отскакивали от длинных четырехугольных щитов.

Уланы тем временем перестроились и попытались окружить лес с двух сторон, но тут в их левый фланг врубился Обрин с двумя сотнями всадников. От пик на таком близком расстоянии толку не было – кавалеристы бросали их и хватались за сабли. Эта вторая атака ошарашила их, и они постепенно откатывались назад.

Пехота замедлила шаг. Командир не знал, как ему быть – продолжать наступление или прикрывать кавалерию.

– Сюда, сюда, ублюдок, – шептал Фелл. – Мы тебя заждались.

Солдаты снова двинулись вперед, изменив построение – теперь расстояние между двумя пехотинцами в ряду составляло три фута. Фелл невольно восхитился плавностью, с которой они проделали этот маневр. Такой враг вызывал уважение.

Теперь пехотинцы были хуже защищены от горских стрел, и многие падали.

– Самое время, ей-богу, – сказал Фелл, и Торган с ухмылкой побежал влево, где ждала в укрытии его сотня. Как только иноземцы вступили в лес, Торган со своими людьми с громким кличем обрушился на их правый фланг. Предводитель Фарленов дрался в самой гуще, орудуя своим смертоносным клеймором.

Фелл обнажил меч, дал сигнал своей сотне бойцов, и они стали красться через подлесок к левому флангу врага. Пехотинцы, которых было вдесятеро больше, чем Фарленов, постепенно оттесняли Торгана в лес и норовили взять его в клещи.

В это самое время Фелл рубанул по шлему солдата на левом фланге, забрызгав его мозгами тех, кто был рядом. Низинники отступили и попытались снова сомкнуть ряды, но густой подлесок и деревья мешали им. Горцы, двигавшиеся куда свободнее без тяжелых доспехов, накинулись на них, как волки на загнанного оленя.

Фелл, обороняясь от вражеского меча, нанес удар клеймором. Меч отскочил от щита и поранил в скулу самого Фелла, но и солдат не устоял на ногах.

Торган на правом краю отступал, рубя иноземцев, которые пытались его преследовать.

Уланы на открытой земле тоже начали отступать, но Обрин не стал гнаться за ними. Собрав своих, он умчался в лес. Его всадники соскакивали с коней и бежали на помощь пешим товарищам. Горские стрелки, услышав Торганов рог, побросали луки, достали мечи и тоже вступили в бой.

Новая яростная атака Фелла заставила иноземцев дрогнуть. Рядом с Лораном крушил врага дубовой, утыканной гвоздями палицей великан Мерет.

– Паллид! Паллид! – ревел он.

Торган, перескочив через поваленное дерево, врезался плечом в пехотинца. Тот повалился на своих соратников. На Торгана ринулись сразу трое солдат. Он отразил клинок первого и едва не обезглавил его ответным ударом. Второй ранил Торгана в бок. Третий удар, нацеленный Фарлену в лицо, отбил Обрин.

Раненый Торган снова бросился в сечу. Мерета окружили солдаты, но он не подпускал их, размахивая дубиной.

– Фарлен! – взревел Торган, спеша ему на подмогу. К нему присоединились еще бойцы, в том числе и Лоран. Шальная стрела, задев щеку Торгана, вонзилась Лорану в шею. Красавец Паллид упал. Торган, пригнувшись от чьего-то меча, подсек колено противника. Раздался дикий хруст, солдат с воплем рухнул. Мерет перешел в атаку, но был остановлен копьем в живот. Он успел разнести череп копейщику, однако меч другого солдата разрубил ему шею. Этого другого заколол Торган.

Фелл на левом крае дрался как одержимый. Здесь иноземцы сохраняли подобие строя и потихоньку выбирались из леса. Люди Фелла вслед за ним снова и снова бросались в отчаянные атаки.

Их теперь сильно поубавилось. Обрин с двадцатью воинами пришел им на помощь. Щеку Фелла саднило, глубокая рана на бедре кровоточила, но клеймор порхал, будто невесомый.

– Не давай им перестроиться! – прокричал ему Обрин.

Капитан лучников Чипос, взойдя на вершину восточного склона, окинул взглядом театр боевых действий. За вражеской позицией штурмовала лес кавалерия. Чипос прикинул, что до холма, где засел враг, меньше двухсот ярдов – расстояние, вполне подходящее для стрельбы. Нынче жарко, всем будет хотеться пить. На вершине холма густо рос вереск, чуть дальше стоял небольшой лесок.

– Эй ты! – крикнул капитан молодому рекруту. – Ступай посмотри, нет ли там в роще ручья или пруда. Если есть, будешь наполнять наши фляги.

– Слушаюсь, капитан! – И парень пустился бегом.

Чипос натянул лук с роговыми наконечниками, сработанный пять лет назад им самим. Достал стрелы из колчана, воткнул их в землю. Если к наконечникам прилипнет немного глины, они лучше пробивают доспехи – он так и не разгадал почему.

Капитан наложил на тетиву первую. Целиться не было смысла, поскольку стрелять приходилось поверх щитовой стены. Но горцы стояли плотно, и он надеялся, что в кого-нибудь да попадет. Чипос пустил стрелу по длинной крутой дуге.

Хороший денек. Ни дождя, от которого стрелы отсыревают, ни ветра.

Стрелки, разместившись по обе стороны от капитана, скидывали плащи и готовили луки. Любопытно, с чего эта горская стерва выбрала такую позицию, лениво подумал Чипос.

Ответа долго ждать не пришлось. Сзади послышался вопль – мальчишка, посланный им за водой, улепетывал из рощи во все лопатки. Он даже лук бросил, хотя за потерю оружия полагалось тридцать плетей. Что он там такое увидел, медведя?

Парень оглянулся назад, споткнулся и шлепнулся. Из вереска вокруг него поднимались тысячи горцев.

Невозможно – подумал оторопевший Чипос. У них всего-то три тысячи, и как раз столько стоит на противоположном холме.

Невозможно, однако вот они!

– Назад! – заорал капитан. Лучникам два раза повторять не пришлось – вооруженные лишь луками и ножами, против меченосцев они выстоять не могли. Все дружно помчались с холма, оставив воткнутые в мягкую землю стрелы. Горцы бежали следом.

Чипос отшвырнул лук и тоже побежал во всю прыть, работая руками для пущей скорости.

Барон, собравшийся было начать атаку, оглянулся и раскрыл рот, видя, как шпарят вниз его лучники. Солдаты, стоявшие вокруг холма тонким кольцом, тоже повернули головы на восток. Чипос понимал, что теряет лицо, но ему было уже все равно. Утраченное достоинство можно вернуть, а вот жизнь – вряд ли. Он обогнал самого шустрого из своих лучников и шмыгнул в сравнительно безопасное место позади пехотных рядов.

Но безопасность оказалась обманчивой. Горцы, с громкими криками летящие вниз, обрушились на пехоту подобно молоту.

Бежать было уже некуда. Чипос выхватил свой кинжал и ткнул им в здоровенного седобородого горца с большим топором. Клинок отскочил от панциря, Чипос упал, и топор рубанул его прямо между лопаток.

Барон кричал во всю глотку, приказывая пехоте построиться оборонительным порядком и отступать. Дисциплинированные солдаты повиновались, сформировав каре с бароном внутри.

Горцы тщетно наскакивали на сомкнутые щиты. Иноземное войско двинулось прочь с перевала.

Леофрик никогда не хотел быть ни солдатом, ни вообще воином. Он любил чертежи, цифры, точность. Сидя на своем коне с северной стороны холма, он вдруг осознал, что никогда не бывал в бою и не готов к рукопашной, где льется кровь и вопят раненые. Какое все-таки варварство.

«Когда это кончится, уеду в столицу», – решил он. Университет предлагал ему занять кафедру преподавания языков, именно так он и сделает.

– Будем атаковать, командир? – спросил лейтенант, обнажая меч. Ему, похоже, не терпелось двинуть кавалерию вверх по крутому склону.